-Не ломай мне пальцы.
-У тебя дома так быстро вянут цветы.
Ты бесконечно худой. С фарфоровой кожей. Я такая худая с такой же фарфоровой. Ты ломаешь мне пальцы. А я ставлю на подоконники цветы. У нас так все просто. Разлитое молоко на клеенке, мухи под люстрой, голубой линолеум и сырой паркет. Есть кухня с пятью стульями и столом. В остальных комнатах пусто. Там навалены твои и мои книги. Мы писатели. Издаем книжки тиражом в 50 экземпляров. Забираем из типографии. И складываем в комнатах. В который раз собираемся их кому-нибудь подарить. Но не дарим. Потому что тебе не нравятся мои книги, а мне твои. И обложки у твоих безвкусные. Зебры с красными полосками на оранжевом поле. А мои в горох. Черный. На белом. На самом деле твоих книг я не читала. Только вертела в руках. Что может написать идиот, ломающий пальцы, в книжке с зеброй? Разве что антарктико-африканские стихи. Я такие не люблю. Ты мои тоже не читал. Просто сразу говоришь, что это дерьмо. И я тоже так начинаю думать. Потому что в такие моменты ты перестаешь ломать мне пальцы. А значит... Значит. Значит это что-то значит.
-Хочешь я чай заварю?
-Молоко снова вытекло.
Я тогда завариваю его для себя. В черном чайнике с треснутым дном. Да. Половина вытечет, пока будет завариваться. Поэтому все равно хватит только на одного из нас. Чай черный. Зеленый. Красный. Все в один чайник. Я потом еще залью молоком, когда будет готово. Тем, что осталось. Чуть-чуть. Ты отстукиваешь какой-то ритм костяшками пальцев. И бурчишь себе под нос, как будешь признаваться в любви лысой соседке. Она алкоголичка. И снова поет. Потому что в запое. Ты любишь ее в такие моменты. Больше, чем меня. Ей это так нужно. Вы сплетаетесь с ней в экстазе под ее песни, пока я завариваю чай. Потом ты придешь такой одурманенный. Я проведу рукой по твоему плечу. Правому. И отдам тебе свой чай. Он уже будет готов к тому времени.
-Ты сломал его.
-Крыжовник созрел.
Первым ты сломал мне мизинец. Левый. А ты знаешь, не больно совсем. Хрустнул и все. Тебе похрен. Ладно, мне тоже. У нас на кухне есть ведро. С дерьмом. Там растет куст. Крыжовника. Давно растет. И иногда даже ягоды на нем появляются. Вот и сейчас. Созрели. Всего три. Темно-зеленые. Маленькие. Плотные. Земля вокруг куста всегда в моих сигаретах. И твоем пепле. Потому что я не курю. Но сигареты мои. А пепел твой. Ты-то куришь как паровоз. Но ты всегда укоризненно смотришь на меня, когда видишь сигареты с пеплом. Потому что раз сигареты мои, то и пепел мой. Но ты забываешься, милый. Я не курю. Тебе когда-то приснился этот нелепый куст. Крыжовниковый куст. Ты проснулся от этой мечты. Вскрикнул. Так, как будто тебя укололи веткой с этого куста. Мы тогда еще спали вместе. У нас была кровать. Но потом лысая соседка ее пропила. Теперь у нас нет кровати. У нас есть стулья и стол. Нормально. А еще есть ведро. С дерьмом. Да собственно, зачем нам еще что-то?